Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило - Страница 139

139

Вариант политической нецелесообразности оглашения тоже не выдерживает критики. Наоборот, с пропагандистской точки зрения было бы очень выгодно вменить в вину предателю еще и организацию конкретного террористического деяния. Что следствие и попыталось сделать, однако вместо факта подстрекательства Таврина в обвинительное заключение попадает совершенно иная и весьма расплывчатая формулировка:

«ВЛАСОВ, ЖИЛЕНКОВ, ТРУХИН, МАЛЫШКИН, ЗАКУТНЫЙ, МЕАНДРОВ, БУНЯЧЕНКО и др. … организовали шпионаж и диверсии в тылу советских войск, убийства офицеров и солдат Красной Армии, а также подготавливали террористические акты против руководителей ВКП (б) и Советского правительства.

<…>

В апреле 1943 года ЖИЛЕНКОВ по заданию немцев сформировал т. н. гвардейскую ударную бригаду «РОА» с целью последующего использования ее в качестве базы для подготовки террористов и диверсантов, о чем представил в гестапо специально разработанный им план организации террористических актов против руководителей ВКП (б) и Советского правительства. Этот план был направлен ЖИЛЕНКОВЫМ в 6 отдел главного управления имперской безопасности Германии.

<…>

ЖИЛЕНКОВ заявил, что в апреле 1943 г., по поручению Власова, он выехал в район г. Пскова для оказания помощи белоэмигрантам полковникам Иванову и Сахарову в формировании «гвардейской ударной бригады». Инициаторами ее создания были немцы. Для указанной бригады отобрали 500 человек из карательной бригады полковника Гиль-Родионова. Затем был составлен план формирования этой бригады, который направлен на утверждение в 6-й отдел Главного управления имперской безопасности.

План предусматривал подготовку кадров для шпионско-диверсионной и террористической деятельности в тылу Красной Армии, а также для ведения фронтовой разведки. Предполагалось сформировать два полка — полк особого назначения и стрелковый полк. Полк особого назначения должен был проводить агитацию и пропаганду в частях Красной Армии за переход в будущую «РОА», совершать террористические акты против руководителей партии, Советского правительства и высших военных чинов.

Имелось в виду, что специально подготовленные группы из состава этого полка будут переброшены в районы Москвы, Ленинграда, Куйбышева, Свердловска, Горького, Иваново и Ярославля с целью создания там антисоветского подполья, внедрения в части Красной Армии агентов для разложения моральных устоев и совершения террористических актов. Намечалось забросить 75 групп только в г. Москву. Планировалась также и подготовка специальных групп для проведения разведывательной работы в частях Красной Армии.

Для осуществления террористических заданий должны были выделяться специально подготовленные люди. Предусматривалось совершение терактов против Сталина, Молотова, Кагановича, Берии, Жукова, Василевского. В круг деятельности этого полка входила также заброска диверсионных групп для организации выступлений заключенных и ссыльных на стороне Власова.

В задачи стрелкового полка входили вооруженные выступления на отдельных участках фронта, организация перехода красноармейцев на сторону немцев, захват ценных документов и «языков». Указанный план подписал он, ЖИЛЕНКОВ, и командир бригады Иванов.

Затем план обсуждался с заместителем начальника 6-го отдела Главного управления имперской безопасности подполковником СС доктором Грейфе, после чего они представили последнему заявки на военное обмундирование, вооружение, снаряжение, денежные средства и документы, необходимые для агентуры.

Руководителями двух первых групп по 3–4 чел. для заброски в тыл СССР планировались подполковник Бочаров А. и майор Грачев И. А. Однако этот план немцами принят не был».

Как видим, следствию очень хотелось инкриминировать Жиленкову террористические намерения и действия, но получалось это с трудом и не слишком убедительно. Зато почему-то столь выигрышный эпизод, как история с покушением Таврина, не нашел отражения в материалах процесса, хотя в данном случае ничего не требовалось добавлять и «притягивать за уши». Но сделано это не было. Следовательно, дело заключалось не в политической нецелесообразности.

Соображения секретности тоже не могли повлиять на оглашение материалов следствия, поскольку процесс над руководителями РОА и КОНР, как известно, был закрытым, в открытых источниках он освещался очень дозированно. Всех лишних всегда можно было удалить из зала, остальные же участники процесса были связаны обязательствами сохранения тайны и потому полностью надежны. Следовательно, дело заключалось и не в этом.

Думается, единственным оставшимся вариантом является оперативная необходимость. Правда, это понятие очень растяжимое, однако в данном случае его можно свести к нескольким укрупненным позициям. МГБ в 1946 году могло возражать против вынесения фамилии Таврина на процесс Власова из опасения либо расконспирировать какого-то агента или агентов, либо провалить некую операцию. Вспомним, что летом 1946 года еще продолжалась радиоигра «Туман», но вряд ли проблема заключалась именно в ней. В конце концов, Германия уже была побеждена, и никаких агентов абвера или СД, тем более агентов-боевиков ждать уже точно не приходилось. Возможно, занавес секретности прикрывал другую операцию, намного более широкомасштабную и с прицелом на будущее. Если понять, что именно старались сохранить в секрете в 1945 и 1946 годах контрразведчики 2-го Главного управления наркомата, а затем Министерства государственной безопасности СССР, то, думается, мы получим ключ ко всему загадочному «делу Таврина» в его финальной части. Это объяснит и странности с его допросом в НКГБ, и продолжение явно бесперспективной радиоигры, и многолетнее пребывание во внутренней тюрьме МГБ СССР без правовых оснований и разумных резонов. И, самое главное, это объяснит завесу секретности, окутывающую данное дело с момента ареста Таврина-Шило и фактически до сих пор, и непонятное упорство сначала КГБ, а потом и его преемников в стремлении не подпустить к архивным материалам сторонних исследователей, и явно зафиксированные потоки дезинформации для введения историков в заблуждение, и многое, многое другое.

139