Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило - Страница 21

Там листки проверялись на наличие в биографии компрометирующих сведений. При обнаружении таковых, в зависимости от их характера, соответствующая информация либо доводилась до сведения руководства предприятия, на которое поступал проверяемый, либо направлялась непосредственно в уголовный розыск.

Петр Иванович Таврин

или

Петр Иванович Шило?

Конечно, в описываемые годы, как и всегда, неоднократно отмечались случаи нарушения правил выдачи паспортов и торговли ими со стороны коррумпированных работников паспортной системы. В приказе НКВД СССР от 15 августа 1934 года № 0027-сс констатировалось:

«Паспортные органы предоставлены сами себе, работают бесконтрольно, в результате налицо злоупотребления, недостача паспортных документов, торговля паспортами».

Однако такие случаи все же являлись исключениями, и по каждому выявленному эпизоду проводилось серьезное расследование. И тем более в такой острой ситуации следователь обязан был выяснить у подследственного обстоятельства получения им поддельного паспорта, но признаков того, что его это интересовало, мы отчего-то не видим.

Кроме того, все писавшие о «деле Таврина» почему-то проигнорировали и такой существенный аспект, как воинский учет. А напрасно. Напомним, что в соответствии со статьей 63 Закона СССР об обязательной военной службе от 13 августа 1930 года всем предприятиям и организациям при приеме на работу военнообязанного полагалось требовать от него учетно-воинские документы и проверять в них наличие отметки о постановке на учет по месту жительства. При отсутствии таких отметок военно-учетные столы обязаны были сообщать об этом местным учетным органам. Данное правило соблюдалось неукоснительно, а тем более в таких случаях, как упомянутые в истории Шило-Таврина пребывания на ответственных должностях старшего следователя воронежской прокуратуры, директора фабрично-заводского училища, начальника Туринской геолого-разведочной партии Исовского золото-платинового приискового управления треста «Уралзолото» или заведующего нефтескладом железнодорожной станции. Следовательно, во избежание проблем он должен был подделать не только паспорт, который, кстати, имел графу об отношении к воинской службе, но и военный билет, что дополнительно усугубляло трудности. Таким образом, история об изобретательном преступнике трещит по швам сразу по нескольким пунктам. Увы, все эти приключения, вполне предусмотренные сразу несколькими статьями Уголовного кодекса, на приговоре не отразились. Потому можно утверждать, что внимание следователя это не привлекло, как и многие другие несообразности, нестыковки и явная ложь, в частности, полная невозможность незаметно переправить заглавную букву «Г» на «Т». Если, конечно, последнее не являлось просто плодом фантазии публикаторов.

Различные авторы, имевшие доступ к материалам дела, сообщают, что в нем имеются упоминания о проживании и работе подследственного в самых разных регионах страны и на разных должностях (причем различные исследователи дают различные списки), включая год обучения в Воронежском юридическом институте и такой же срок работы на должности старшего следователя воронежской прокуратуры. В качестве мест его обитания указываются Мелитополь, Уфа, Бухара, Иркутск, Ташкент, Саратовская, Воронежская и Свердловская области, Туркменская ССР, Краснодарский край. Якобы перед самой войной он заведовал нефтескладом на станции Аягуз Туркестано-Сибирской железной дороги, расхитил государственное имущество и снова скрылся. С другой стороны, указывается, что с 1940 года до призыва в армию в августе 1941 года Таврин работал в Свердловске в геолого-разведочной партии треста «Уралзолото».

Подтверждений почти всему перечисленному, за исключением последнего, нет. Более того, во многих случаях эти сведения вызывают крайнее недоверие из-за их явной ложности. Возьмем хотя бы историю с якобы имевшим место поступлением Таврина по подложным документам в Воронежский юридический институт, что дало ему возможность в течение года работать старшим следователем воронежской прокуратуры. Увы, в описываемое время такого института в этом городе не было. Даже юридический факультет местного университета был закрыт с 1919 по 1958 год, так что в предвоенные годы Шило или же Таврин учиться там на юриста никак не мог. Даже заочное юридическое образование в Воронеже было недоступно вплоть до открытия в городе в 1951 году филиала Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ). Да и в других местах в рассматриваемый период 1933–1935 годов заочное юридическое образование было доступно исключительно в Центральном заочном правовом институте и только для уже действующих судебных и прокурорских работников, юрисконсультов и служащих хозяйственных и государственных учреждений. Как видим, высшее юридическое образование, пусть даже неоконченное, Таврину получить не удалось бы, соответственно не мог он на этом основании и работать в прокуратуре. Кроме того, должность следователя обязательно предполагает наличие допуска к работе с секретными документами, получению которого непременно предшествует спецпроверка. Думается, излишне доказывать, что пройти ее он не смог бы ни при каких условиях. Это не говоря уже о крайней сомнительности назначения человека, за плечами которого был всего один год учебы в ВУЗе, на процессуально самостоятельную должность следователя, к тому же старшего, да еще не в каком-нибудь глухом медвежьем углу, а в крупном областном центре европейской части СССР (отметим, что из-за гибели архивов Воронежской областной прокуратуры документально проверить факт работы фигуранта в ней не представлялось возможным ни в момент его ареста, ни в период следствия). А возможность назначения случайной личности начальником геолого-разведочной партии Исовского прииска треста «Уралзолото» вообще исключена целиком и полностью. В 1933 году с учетом важности золотоплатиновой промышленности СНК СССР вынес постановление о переименовании Нижне-Туринского района Свердловской области в Исовский район с центром в поселке Ис. Исовские золотой и серебряный прииски в предвоенные годы давали стране две трети ее общей добычи платины, то есть являлись стратегическими объектами со всеми вытекающими последствиями в отношении режима. Вопросы хищений золота и платины в Свердловской области являлись одними из приоритетных в работе местных органов госбезопасности и строго курировались из наркомата. Спецпроверке подлежали абсолютно все работники предприятий и организаций, имевшие отношение к поиску драгоценных металлов, их добыче, извлечению из руд, промышленной обработке, хранению и транспортировке, а также занятые в ряде смежных сфер. При этом их проверяли не просто тщательно, но и очень долго, а до окончания проверочных мероприятий к работе не допускали. К примеру, куда менее важные и ответственные должности рядовых рабочих на оборонных заводах в 1939 году длительное время оставались вакантными из-за излишней обстоятельности и скрупулезности органов государственной безопасности. Аналогичная ситуация наблюдалась по всей территории страны. К примеру, первый заместитель наркома НКВД УССР А. З. Кобулов в своем приказе от 28 апреля 1939 года указывал: «Установлено, что за последние полтора года местные органы НКВД на запросы по спецпроверке лиц, поступающих на работу в оборонные заводы, отвечают, как правило, через 3–4 месяца, а в некоторых случаях через год и больше». А работники золотодобывающей отрасли проверялись намного дотошнее и глубже с целью исключения возможных утечек совершенно секретных карт россыпей золота и платины или хищения самородков и песка. Лишь самоубийца мог решиться работать там по подложным документам, тем более на руководящей должности, подлежавшей утверждению в тресте и в главке Наркомтяжпрома (а после его ликвидации 24 января 1939 года — Наркомцветмета). А вот Таврина без проблем взяли на эту работу и беспрепятственно отпустили с нее, не причинив ни хлопот, ни затруднений. Причем о его работе именно там, в отличие от остальных мест, документальные подтверждения имеются.