В этой связи любопытно обратиться к мемуарам бывшего агента того же разведоргана «Цеппелин» Павла Павловича Соколова (кличка «Ястребов»), который достаточно подробно и откровенно описал атмосферу в нем. Он ни единым словом не упоминает о таких дружеских посиделках, на которых официальные сотрудники и агенты обменивались бы впечатлениями по вопросам, представляющим оперативное значение и оттого секретным. Да и о встречах с Тавриным или Шило он не упоминает, хотя теоретически таковые не могли бы не происходить. Соколову при написании мемуаров скрывать было уже нечего, поскольку он полностью отбыл предписанный ему срок наказания, и это еще более снижает доверие к показаниям Таврина о путях получения им информации касательно германской агентуры.
Здесь следует отдельно остановиться на странной личности упомянутого Ильи Дмитриевича Якушева (он же Пальбицын, Палбицын или Полбицын). По присутствующему в материалах дела рассказу о нем подследственного, этот бывший офицер Военно-морского флота СССР был переведен на сушу, вступил в антисоветскую подпольную организацию и осенью 1943 года на Западном фронте привлек к себе внимание Особого отдела (естественно, имелся в виду отдел «СМЕРШ»). Контрразведчики якобы провели с ним соответствующую профилактическую беседу. Уже только это выглядит как абсолютный вымысел. В военное время одного подозрения в принадлежности офицера, да и любого гражданина СССР, к подпольной структуре было достаточно для отстранения от должности и ареста. Тем не менее, по тем же материалам, Якушев продолжал служить на прежнем посту и совместно с командиром своего полка, также членом упомянутой организации, официально расстрелял заподозренного им в сотрудничестве с контрразведкой офицера якобы за невыполнение приказа. Вероятно, излишне упоминать, что никакого смысла избавляться от агента, явно сообщившего своему руководителю о замеченных тревожных сигналах, не было. Кроме того, таким методом усыпить подозрения контрразведчиков в реальности вряд ли бы удалось — это мягко говоря. Однако, в соответствии с рассказом Таврина, все произошло именно так, причем Особый отдел («СМЕРШ»), судя по всему, потерял к Якушеву всякий интерес (!), удовлетворившись тем, что тот был арестован и приговорен к расстрелу, замененному на 15 лет тюремного заключения с направлением на фронт в штрафную часть. Там Якушев воевал до 1944 года, после чего перебежал к противнику и отчего-то сразу был принят им на службу в СД.
В этом рассказе немыслимо в реальности практически все. Помимо уже отмеченного, следует помнить, что в штрафные батальоны направлялись только офицеры, осужденные за воинские или общеуголовные преступления с отсрочкой исполнения приговора до окончания войны. Никто и никогда из осужденных к ВМН с заменой на 15-летний срок заключения в штрафбаты не попадал. Более того, по переданным Тавриным словам Якушева, тот перешел к немцам в период пребывания на командной должности на Западном фронте, что никак не увязывается с одновременным отбытием им наказания в штрафном батальоне. Кроме того, совершенно неясно, почему вдруг Якушев стал подробно информировать о деталях своей биографии агента, вскоре направлявшегося через линию фронта с опаснейшим заданием. В случае провала не исключалось, что Таврин расскажет о нем на допросах, и эта информация попадет в разыскное дело со всеми вытекающими последствиями. Притом, как следует из материалов дела, Якушев откровенничал с агентом на квартире Делле, таким образом одновременно раскрывая тому довольно деликатные этапы собственного жизненного пути. Все это вызывает крайние сомнения в правдивости изложенного, которые усиливаются и другими, рассматриваемыми далее деталями роли Якушева в информировании Таврина о якобы существующей в Красной Армии подпольной антисоветской организации «Союз русских офицеров».
Отдельно следует поговорить о фотодокументах по «делу Таврина», оказавшихся в распоряжении советской контрразведки. Первым и самым знаменитым из них является широко известная фотография Таврина вместе с Грайфе в мундире СД, подлинность которой оспаривается несколькими исследователями. Существует и ряд других снимков агента вместе с этим же немецким офицером: в автомобиле, около мотоцикла и так далее.
Тренировки на стрельбище
Ключевым является вопрос о том, какими путями эти и другие фотографии (например, Таврин вместе с женой в Пскове около закрепленного за ним автомобиля и т. п.) попали к советской контрразведке. Подавляющая часть архивов «Цеппелина», в частности архивы главной команды «Руссланд Норд», избежала захвата советской стороной. Происхождение части кадров неясно, зато некоторые авторы утверждали, что четыре фотографии, на которых Таврин запечатлен во время упражнений в стрельбе из пистолета на полигонах СД, агент якобы привез с собой. При этом снимки оказываются приобщенными к делу в качестве вещественных доказательств, хотя в списке предметов, изъятых у Таврина в ходе личного обыска 5 сентября 1944 года, фотографии, как уже отмечалось, отсутствуют. Известно, что соответствующий протокол датирован 1951 годом, так что непонятно, где эти доказательства были до того, куда девались приобщенные ранее, и так далее. Но даже без учета этого последнего обстоятельства трудно поверить, что террорист захватил с собой в самолет эти абсолютно компрометирующие его фотографии. На одном из снимков Таврин (или же человек, отдаленно похожий на него) зафиксирован с пистолетом около мишени в виде окарикатуренного профиля Сталина. Попадание этого кадра в руки следствия уже само по себе практически гарантировало смертный приговор, однако агент якобы взял его с собой — на память? Кажется, в истории разведки аналоги такой ситуации отсутствуют.