Покушение на Сталина. Дело Таврина – Шило - Страница 93

«Оперативной группой 1-й партизанской бригады велась агентурная разработка диверсионной школы СД в местечке Печки ЭССР.

В результате разработанной и успешно проведенной операции группа бойцов под руководством агента оперативной группы «Иванова», переодетых в немецкую форму, 3 января 1944 года явилась в расположение школы…».

Планировалось захватить архив школы, по возможности взять в плен ее начальника штурмбаннфюрера СС Хорвата и бывшего прапорщика царской армии, бывшего майора Красной Армии, а потом старшего инструктора школы обершарфюрера СС Владимира Петровича Гурьянова («Лашков»). Операция увенчалась почти полным успехом — почти, поскольку Хорват ранее отбыл в Берлин и захвата избежал. Гурьянов и личные дела агентов школы были отправлены на Большую землю и благополучно прибыли туда. Следовательно, с точки зрения достоверности операции сведения о некоем обучавшемся в Печках и потом направленном в Ригу агенте, подготовленном для совершения акции особой важности, действительно могли иметь место. Однако проблема заключается в том, что в этой разведшколе Таврин никогда не то что не обучался, а даже не бывал. Он проходил обучение в расположении главной команды «Руссланд Норд» в самом Пскове, в барачном комплексе на берегу реки Великой. Более того, в Пскове о том, что Таврин отбыл в Ригу, почти никто не узнал. Дело в том, что после вызова в Берлин он был отправлен в Ригу 2 декабря 1943 года и прибыл туда 5 декабря, без возвращения в Псков. По перечисленным причинам никакие материалы о переводе особо важного агента из разведшколы в Ригу не могли существовать в природе, во всяком случае в привязке к рассматриваемой операции. Собственно, даже в таком серьезном документе, как докладная записка УНКГБ СССР по Ленинградской области от 30 апреля 1944 года № 10298 в НКГБ СССР о работе в тылу противника с июля 1942 по апрель 1944 года, о захваченных в школе материалах упоминается без акцентирования внимания на некоем особо важном агенте:

«Выявлено несколько десятков диверсантов и разведчиков, заброшенных и подготавливавшихся к выброске в советский тыл».

Совершенно ясно, что если бы в захваченных материалах содержалось упоминание о подготовке немцами акта центрального террора, чекисты, естественно, не умолчали бы об этом в отчетном документе.

Кроме того, крайне сомнительно, чтобы в ваффеншуле в январе 1944 года неизвестно зачем хранились документы на особо важного и глубоко законспирированного агента, убывшего из района Пскова. Личные дела даже на самых обычных агентов никогда не оставались по месту их прежней подготовки или пребывания, а отправлялись в те разведорганы, за которыми они числились в каждый конкретный период времени.

Все перечисленное позволяет гарантированно исключить данную версию из числа реальных.

Информация о прибытии Таврина, по версии ряда исследователей, была извлечена советской контрразведкой также и из показаний захваченных в Смоленской области трех (по другим источникам, пяти) агентов-парашютистов, сообщивших, что их сбросили для организации приема самолета. Вот в это действительно можно поверить, хотя бы по той причине, что, как правило, ни один транспортный самолет при выполнении специальных операций в тылу противника не рискнет зайти на посадку на неизвестную площадку, не оборудованную специальными сигналами. Причин тому три: во‑первых, недостаточная точность средств аэронавигации не позволяла штурману безошибочно выйти на предназначенные для посадки поляну или луг, во‑вторых, группа приема должна проверить пригодность площадки для посадки самолета и убедиться в отсутствии на ней ям, траншей, бугров, столбов или иных опасных препятствий, в‑третьих, условленные сигналы с земли не только обозначают место посадки, но и подтверждают, что внизу не ждет засада. Следовательно, вне зависимости от реальности сведений о захвате парашютистов, таковые в любом случае должны были быть выброшены до прибытия террористов. Но поскольку мы проверяем все обстоятельства этой темной и запутанной истории, обратимся опять-таки к документам. На допросе Таврин показал:

«Через линию фронта я был переброшен германской разведкой в ночь с 4 на 5 сентября с. г. с рижского аэродрома на 4-х моторном транспортном самолете специальной конструкции. Немецкие летчики должны были высадить меня в районе Ржева и возвратиться в Ригу. Но самолет при посадке потерпел аварию и подняться снова в воздух не смог.

<…>

Вопрос: — А разве не была заранее подготовлена площадка для посадки самолета, на котором вы были переброшены?

Ответ: — Насколько мне известно, площадка никем не была подготовлена и летчики произвели посадку самолета, выбрав площадку по местности».

Отметим, что последнее утверждение, несмотря на некоторую парадоксальность такого утверждения, вполне может быть правдой. Как мы помним, вылет в сентябре был не первым. О некоторых обстоятельствах предыдущей попытки заброски мы можем судить по воспоминаниям бывшего пилота эскадрильи КГ-200 Пауля Гольдштайна. Он является единственным, кто вспомнил об этом вылете, имевшем место в конце июня или самом начале июля 1944 года (точную дату за давностью лет бывший лейтенант люфтваффе не помнит, а его летная книжка не сохранилась). Из-за неисправности стойки шасси самолет не смог осуществить посадку и вернулся. Самое главное, на наш взгляд, в этих воспоминаниях заключается в том, что, если верить Гольдштайну, его двухмоторный Ar-232 A-0 должен был сесть в заданном районе на выбранную самим командиром площадку, без каких-либо сигналов с земли от принимающей группы. Если это утверждение соответствует действительности, оно означает только одно: руководство разведоргана не желало рисковать ценными агентами и ставить их в зависимость от лояльности высаженной ранее группы прикрытия, а потому не пользовалось ее услугами. Более того, по справедливому суждению исследователя Валерия Белова, такое решение существенно повышало безопасность высаживаемой группы. Он считает, что в случае предательства принимающей команды и работы ее под контролем советских контрразведчиков это становилось дополнительной и существенной страховкой операции. Вылет намеренно осуществлялся в плохую погоду, в назначенную точку самолет не прибывал и высаживал агентов в месте, известном только командиру экипажа, а принимающим агентам уходила радиограмма о том, что намеченная высадка не состоялась по метеопричинам. Такая дополнительная страховка могла успокоить контрразведку и исключить ее активные мероприятия по розыску заброшенных.