Если дело обстояло так и действительной причиной проведения допроса Таврина с необъяснимым участием НКВД СССР стало стремление этого ведомства добыть компрометирующие материалы на генерал-майора Загладина, то дальнейшая судьба его совершенно непонятна. Можно, конечно, предположить, что доказательная база антисоветской деятельности начальника организационно-мобилизационного управления ГУК оказалась постыдно слабой, и ее решили не использовать в попытках осудить генерала. Это маловероятно, поскольку при желании следствие могло предоставить показания Таврина-Шило, способные убедить трибунал в чем угодно. Но если даже замысел нанести удар по Загладину и сорвался, в соответствии с принятой в подобных случаях практикой его неизбежно и немедленно на всякий случай сняли бы с ответственной должности и перевели подальше от участка, на котором он мог нанести вред, то есть убрали бы из ГУК НКО возможно далее. Вместо этого он продолжал пребывать на важнейшей и ответственнейшей в кадровой системе Красной Армии должности еще почти полгода. Да и дальнейшая карьера генерала никак не позволяла предположить наличие каких-либо претензий к нему со стороны органов госбезопасности.
Безусловно, нельзя с достоверностью ответить на вопрос о том, являлся ли перевод генерал-майора Загладина в Ташкент в феврале 1944 года внезапным крушением его карьеры или же он был вполне предсказуемым и давно ожидаемым итогом. Совершенно очевидно лишь то, что органы госбезопасности явно ни на одну секунду не заподозрили начальника организационно-мобилизационного управления ГУК во враждебной деятельности, в противном случае все обернулось бы для него иначе. И похоже на то, что само назначение в 1942 году никому не известного начальника цикла Высшего военно-педагогического института на одну из ключевых должностей в системе кадров Красной Армии произошло исключительно по оперативным соображениям в рамках создававшейся легендированной организации — того самого «Союза русских офицеров». Если все обстояло действительно так, то фигура комбрига, ставшего генерал-майором, имела все шансы стать неким эквивалентом генералов Потапова и Зайончковского в рамках знаменитой операции «Трест». В таком случае замысел оперативной игры с якобы выводом предполагаемой германской агентуры на высшие уровни Красной Армии был смелым, но одновременно и несколько шаблонным.
Чтобы убедиться в этом, вспомним общие принципы организации и проведения оперативных игр с использованием легендированных антисоветских организаций, проводившиеся еще со времен ОГПУ. Для начала следовало достоверно аргументировать обстоятельства возникновения именно такой организации, что всегда объяснялось существованием недовольных советской властью социальных групп. Такие группы не просто выбирались из числа ущемленных в правах или перспективах людей, обязательно предусматривалось наличие у них предпосылок к социальному и имущественному подъему в случае свержения режима. Соответственно естественным образом определялась среда для возникновения и пополнения таких организаций. В данном случае, как свидетельствует название, в этом качестве следовало представить ряд офицеров советских вооруженных сил, недовольных нынешним положением и при этом опирающихся на традиционные ценности русской армии. Последнее обстоятельство противоречило идеологической доктрине нацистской Германии, однако в версию о прогерманской организации в среде советского офицерства немцы никогда бы не поверили. Одновременно это повышало привлекательность организации для переметнувшихся на сторону противника пленных и перебежчиков. Далее классика легендированных структур предусматривала достоверное объяснение побуждений, из которых патриотически, хотя и антикоммунистически настроенные советские офицеры собирались войти в контакт с противником, разрабатывалась их концепция, в которой следовало показать некоторую наивность и неопределенность в вопросах стратегии организации после свержения режима. Параллельно на этот скелет легендированной организации следовало нарастить плоть, то есть подобрать ряд реальных действующих офицеров, биографии которых могли бы убедительно объяснить их решение начать рискованную борьбу с режимом. При этом они должны были занимать должности, способные представить оперативный интерес для абвера или СД. В данном качестве генерал-майор Загладин был буквально идеален. Его дореволюционный офицерский стаж давал основания предположить, что советской власти он служил не вполне добровольно, а вялая до 52-летнего возраста карьера в РККА являлась достаточно убедительным мотивом для критического отношения к режиму. На роль руководителя подпольной антисоветской организации Загладин вполне годился. Вместе с тем его пребывание в Главном управлении кадров Наркомата обороны СССР придавало генералу весьма значительные разведывательные возможности. В общем, он должен был стать притягательной для противника фигурой.
Вспомним, что примерно в это же время НКВД начал осуществление еще одной операции — знаменитого агентурного дела «Монастырь», в ходе которого немцам подставлялась другая организация, известная как «Престол». Правда, в данном случае эта легендированная антисоветская религиозно-монархическая структура опиралась частично на агентуру НКВД, а частично — на действительно враждебно настроенных к режиму бывших дворян, влачивших, без преувеличения, нищенское существование и с нетерпением ожидавших немецких «братьев-освободителей». Параллель с «Союзом русских офицеров» напрашивается сама собой. Следует отметить только, что в случае с Красной Армией контрразведка явно не могла позволить себе роскошь в случае успешного завершения игры организовать показательный судебный процесс над изменниками. Это могло на пустом месте создать иллюзию отсутствия монолитности в офицерском корпусе и нанести невосполнимый урон в пропагандистском отношении. Конечно, никто в советском руководстве никогда бы не пошел на подобную дискредитацию собственных вооруженных сил, да еще и на вымышленной органами госбезопасности основе.